Топонимика

***

этот город

синоним идеи

образа смыслов

творческой имагинации

и кем мы в нём стали

трактует дидактика дискурса

обобщения

символа

сегментации

это место

открыткой из города К.

пишет о непрерывности времени

это – косвенный текст

это племя

и солёная моря рука

макрокосм Леонова восход-2

неземной конструкт

архаизм

слова

и столетний Седов

и природный ген

монотонный орган кафедральных стен

этот город ритмической тканью

выстелил

риторику бытия

потому как в сознании вечного

нет этапов

есть ты и я

есть культурный код местности

а к нему визуальный код

то, что кажется интересным,

непременно произойдёт

трансформация синтаксиса

историческая точность

наслоение

Балтика

город прочный

фрагментация

части целого

отпустило

и накипело

янтарь – золотое жерло

на шее осени

добро пожаловать

в гости

литовский вал

мы у грязных стоков смотрим воде в лицо.

от неё разводами алый потекший цвет.

у воды, говорят, тепло,

как в руках отцов,

правда руки их на щеках нам клеймили след.

мы больные бляди

с гордо открытым ртом,

а вода такая,

раны суёт в бинты.

это тоже когда–то

было

и что потом?

мокрой толщей ила зло поперхнёшься ты.

всё проходит. большое видится в мелочах:

вот подростки-динго с пекла увозят квас,

вот паршивый день говорит о простых вещах,

что любая слабость будет сильнее нас.

убирайся, к слову, встань,

да беги

д о м о й.

но сползая в ноги, липких касаясь плит,

невзрослевший мальчик будто сидит со мной

и я будто вижу,

где у него болит.

на барнаульской

мне снится красный деревянный гроб

и пот, с него сошкрябанный руками.

мне снится гроб. мне снится то, что с нами,

по крайней мере, не произошло.

и гомоном на гомонадский кров,

карминово-седым кровоподтёком

молитва хлыщет мороком по строкам,

заштопанным в кривой гробиный шов.

мне снится снег. он крошится во рту,

а сплёвываешь падалью в ботинки,

которые снимаются для снимка

у гроба, полыхнувшего в аду.

обмотана до ссадины вдоль век

шершавая промасленная лента,

молитва разгоняется крещендо,

стучит зубами мёртвый человек.

мне снится низкий деревянный стол.

обычный стол. покоцанный и узкий.

мы встретимся за ним на барнаульской

и хлопнет крышка, капая на пол.

послесловие

и, подводя всему итог, я избегаю одолжений,

но движет мной совсем не то, что жжёт, бросая

на колени. не то, зачем в пустых дворах влюблённые

встречают утро. мной движет слабость, злость и страх

от этой

нужности

кому-то.