Речь о вреде поэзии

Сегодня, придя домой, незамедлительно избавьтесь от всех поэтических сборников, которые есть в вашем доме. Как правило, это неприметные книжицы, не больше формата А5. Но порой встречаются весьма крупные экземпляры. В любом случае, внимательно изучите каждый угол дома. Рассадник поэзии может находиться у вас под носом, но, вместе с тем, из раза в раз будет ускользать от взгляда. Обнаружив его — ни в коем случае не открывайте! В нём невидимые, только и ждут того, чтобы вцепиться в вас, как клещи или чумные бактерии — стихи.

Ужасно, что определение поэзии даётся в любом толковом словаре, в то время как в медицинских справочниках болезней вы не найдёте ни слова об этом недуге. По Ожегову поэзия — это «красота и прелесть чего-нибудь, возбуждающие чувство очарования». Ефремова определяет её как «искусство образного выражения мысли в слове». По Канту, поэзия — это высшая форма творчества. Но может ли выразить суть лихорадки тот, кого она не ломала?

«Поэзия — она как рвота», «это выжимка бессонниц», «чёрная оспа», которую путают с ветрянкой или «та же добыча радия». Вот, что говорят те, кто болел поэзией — Михаил Савояров, Анна Ахматова, Ян Сатуновский, Владимир Маяковский. «Поэзия, я буду клясться, тобой и кончу», — пишет Пастернак. То есть — поэзия неизлечима.

Проще всего сравнить её с вирусом. Поэзия заразна и легко передаётся от одного человека к другому. Последствия, конечно, куда более тяжёлые, чем от обычной простуды. Поэзия приносит страшные муки. Переход на новый уровень восприятия либо отрывает от земли, либо, наоборот, чреват близорукостью. Сердце теснит грудь и, расширяясь, становится более чутким к прекрасному, но вместе с тем — уязвимым для любых проявлений ужаса; очень скоро оно начинает болеть. Речь обогащается новыми словами, но в эпоху примитивизации языка, вы оказываетесь в положении аборигена — вас не понимают; изящная словесность оборачивается проклятием.

Это лишь немногие из симптомов. В конечном счёте, вы становитесь безумцем в глазах окружающих, а это — прямая дорога к отшельничеству.

Поэзия существует ради того, чтобы от неё зависели — такова её природа, по мнению Бродского. Тоже самое поэт мог бы сказать и о сигаретах. После трёх инфарктов и двух операций на сердце Бродский не изменяет привычке. В день он выкуривает по 3-4 пачки, игнорируя непрекращающиеся приступы стенокардии. «Обезьяна взяла в руки палку и стала человеком, человек взял сигарету и стал поэтом», — говорил писатель. Он умер ночью 28 января 1996 года дома в Бруклине. Сердце, по мнению медиков, остановилось внезапно.

О пьяных дебошах Сергея Есенина писали в газетах. Говорят, во время поездок в Америку поэт допивался до эпилептических припадков. Оправдывая мужа, жена ссылалась на душевное расстройство. Так из тени мятущегося, раздавленного тревогами юноши, на свет выходит Чёрный человек. «Последняя встреча с ним, — вспоминает Владимир Маяковский, — произвела на меня тяжёлое и большое впечатление. Я встретил у кассы Госиздата ринувшегося ко мне человека с опухшим лицом, со свороченным галстуком, с шапкой, случайно держащейся, уцепившись за русую прядь. От него и двух его тёмных (для меня, во всяком случае) спутников несло спиртным перегаром. Я буквально с трудом узнал Есенина».

Поэт имеет дело с «тёмными вещами», которые, как их определил Юнг, «лежат по ту сторону человеческого дня и воспоминаний о нём». Будучи вхож в этот мрачный мир, поэт не только извлекает из него необходимый опыт, но и выносит в душе страшных демонов. Тогда единственным оберегом или, скорее, болеутоляющим становится то, что заглушает душевную боль, но губит тело.

Поэты — обречённые люди. Избегайте их, как чумных. Не читайте стихов и тогда, может, поэзия не коснётся вас. Но помните, что «микроб чумы никогда не умирает». Его сон может длиться десятилетиями, и когда он проснётся — известно одному богу. Я боюсь одного. Что если бог тоже говорит стихами?