Московский блюз

МОСКОВСКИЙ БЛЮЗ

Улицы без прохожих легки, как шарики.

Кажется, асфальт отслоился, бордюры по швам

Треснут и окна вспучатся. Ночь-стеклодув шалями

Забросала нас, идущих переулками. И только в дверях ворожба,

Островки жизни, молодая энергия — ламп оседает ил

На молчащие парки, заборы. И там, в глубине двора,

Что бы ни происходило, крутится серой луны винил,

Стены звуком шагов перебрасываются — как мячиком детвора.

Улицы поднимаются, в лужах стоят облака,

Изредка ноги лизнёт танцующих фар полоса.

Улица катится вниз, и в речку проспекта макать

Хочется шапку волос, если только прищурить глаза.

Если только прищурить глаза, то взлетает твой смех-стрекоза,

Лента долгих дорог шерстяным развернулась клубком,

И, если бы я только смог тебе всё о любви сказать,

то здесь,

и сейчас,

и тайком.

У порога уснувших небес ютится асфальтово полотно,

И недрёмано ждут на посту сторожа вековечных плит.

Всё темны тупики, и всё крутится диск заводной,

И не стихнет река, и проспект никогда не сгорит.

АСФАЛЬТ

Асфальт, асфальт мой, твёрдый и тяжёлый,

Куда сегодня приведёшь меня?

Огни — лампады, дом — амвон, ночь — штора,

И город — храм тускнеющего дня.

Душа — витраж, в неё сочится небо,

Фильтруется по капелькам земли.

И всё едино: нечет-чёт, быть-небыть,

И больше нет ни времени, ни длин,

Ни мер, ни слов — увы, язык не точен.

Язык молчит стенающей стеной.

И описать, и высказать — не строчкам,

Молчанию единому дано.

Забыться бы целительными снами

Под музыку баюкающих шин.

Стихи — не просто дисциплина знания.

Стихи — реанимация души.

***

Я оказался в теле поэта.

Ни помыслить не мог, ни поверить в это.

Давят книги на полку массой томов, там собранных —

Как зеркало давит меня отражением собственным.

Умные мысли, витиеватые фразы, струнами языки

Звучат, вибрируют колыбельными берегинь.

Так дрожит на ветру тетива новорожденных листьев —

Устьем бутылки, сверх меры шампанским. Кистью

Слов изукрасить, изувечить лист алфавитом, шлепками, ластами —

Выпусти меня на свободу из-под спуда томов властных.

Я устал говорить и внимать, я хочу одичать.

Дай мне отдохновение и дар молчания.

Выпусти меня на волю из-под ила, словесного пепла.

Не хочу говорить разумно, хочу из пекла

Певчей стать птицей, и чтобы солнце над головой.

Песня на то и песня — что поётся сама собой.

Отпусти на свободу меня, не хочу слова

Про речную рябь, про зеркальность ванн.

Не могу, не силён — чтобы значимо, прорицательно.

Если и есть поэзия — она на тоненькой ножке цапелька.

Если и есть поэт, он нищ. Собирая тома,

Чего доброго, станешь бóнзой, сойдёшь с ума,

Карты, циркули, счёты раскинешь — паук-книгочей —

Возгордишься похлеще самых разнузданных богачей.

Если и есть поэт, он уключина, озеро, чайки.

Он сидит в ноябре на скамейке — ноябрь нескончаемый,

И сизые тучи свой бегут бесконечный гон.

Поэзия всюду, а кроме неё — ничего.

Богатство моё — тротуарная плитка.

К скамейке приклеена жвачка липкая.

И камень растёт то ли над, то ли за —

Камень того, что не смог сказать.

Отпусти на свободу, так холодно быть безъязыким.

Звуки — речи нагар, плёнка ряби речной зыбкой.

Слова герметичны, датчик ушёл в ноль,

Кругом вода, не утоляющая жажды, поэт — Ной.

Кругом язык, не утоляющий страха, и камнебетонные дома.

Внутри этих страшных домов безъязыкие спят тома.

Они раскрывают глотки и каркают на меня —

Я шатаюсь, цепляюсь за стены, кричу, невменяем.

От крика слезает эмаль, разверзается зеркало в ванной,

Рассыпаются все алфавиты из всех романов,

Все стихи уплывают рекáми, испаряются облака —

Никогда им не вскрыть закат, горизонтом смыкаемый,

Заизнаночный код, подобрать ключи, шифр не вскрыть.

Нет лица,

не поэт,

морда тигра,

рык —

И напалмом заката небо! Кафель отблеском звёзд замаран!

Прости… разбудил… дорогая, мне приснился кошмар…

***

Я состою из людей —

Нет города без деревень —

Они прорастают во мне

Ревенем.

Не знаю, вполне понимаю ли,

Как крепко устроен сам

Из клеток далёкой матери,

Из спермы чужого отца,

Из лёгких людских и сердца.

Затруднительное положение —

Мне вроде бы некуда деться,

Но больно быть их продолжением.

Их кровь неживая, ртутная.

Они мне — что топкое поле

И лишь иногда, на минуту,

Низина у водопоя,

Сквозь мышцы мерцают гирляндами,

Растут во мне синие жилы,

И руки, и грудь —

Даже гланды

Чужие.

Я состою из людей —

Их там буреломом навалено.

И суть не в игривой судьбе —

В самом

факте

существования.

И вечер — не мой, и кажется —

Округу наполнив эхом,

Любезен прохожий даже

Совершенно

с другим

человеком.

На мне не мои ботинки,

Машу не своей рукой —

И вот собеседник стих,

Ответствует некто другой.

И капли чужого пота

К предплечьям чужим прижались,

И, может быть, даже свобода —

Чужая.

И, если взаимна ценность,

Больной лишь двойник врача,

И, может быть, я — не целое,

А часть.

Во мне поселились без спроса

Желания их рассудков.

Я сам не могу даже просто

Отсутствовать.

Я состою из частностей,

И частности эти бессчётны.

Но если и есть в мире счастье,

То чьё-то.

Они продолжают меняться,

Их мысли сочатся сквозь пальцы.

Там нет никаких домочадцев —

Одни скитальцы.

Их — спесь, их — поступки, и скаты

Их плеч — их же стянуты кожей,

И даже в походке угадываются

Прохожие.

И, начиненный людьми,

Я миф их сказаний,

Я даже смотрю на мир

Их глазами,

И даже при солнечном свете

Черты мои — это их лица.

Смогу ли когда-нибудь с этим

Смириться?